Конституция Норвегии	Краткая информация	Государственная символика
Государственные структуры	Социальная политика	РОССИЙСКО-НОРВЕЖСКИЕ ОТНОШЕНИЯ
Национальные особенности	Судебная система	Правовая система
Экономика Норвегии	Статистика	Экология
Статьи о Норвегии	Религия и церковь Норвегии	Внешняя политика
Лицом к лицу	События	Владения Норвегии
Политические партии Норвегии и политики	Норвежский бизнес	Королевский Дом
Норвежский язык	Россия - Норвегия	Cаамы
Профсоюзное движение

Русские и норвежские промысловики на Шпицбергене

Мы не знаем точно, когда поморы начали зверобойный промысел на Шпицбергене. Российские археологи под руководством В.Ф. Старкова на протяжении последних двадцати пяти лет вели раскопки русских промысловых стоянок на островах архипелага. На основании результатов этих раскопок было, в частности, выдвинуто предположение о том, что поморы начали освоение промысловых районов Шпицбергена уже в начале XVI в. (см. статью Вадима Старкова), иначе говоря, по меньшей мере за полвека до «официального» открытия архипелага голландцем В. Баренцем в 1596 г.
Некоторые русские промысловые стоянки представляли собой отдельно стоящие маленькие домики, расположенные в низкой местности, всего в нескольких метрах над уровнем моря, в то время как другие являли собой более крупные сооружения и могли состоять из нескольких домов, захоронений и деревянных крестов. Стоянки этого типа были, как правило, расположены на более высоких участках суши. По мнению Старкова, первыми возникли стоявшие в низинах маленькие домики, которые в большинстве своем были построены в XVI– XVII вв., тогда как крупные стоянки относятся к более позднему времени, главным образом к XVIII–XIX вв. Основанием для данного вывода послужили результаты дендрохронологического анализа ряда образцов строительной древесины, использовавшейся в постройках.
Датировка начала поморского промысла на Шпицбергене XVI веком вызывает возражения. То, что некоторые из дендродат русских промысловых сооружений находятся в пределах XVI–XVII вв., может объясняться тем обстоятельством, что при строительстве в дело были пущены плавник и старая корабельная обшивка, а вовсе не тем, что эти стоянки были сооружены или использовались в указанное время. Внимательное изучение всей совокупности результатов дендрохронологического исследования русских промысловых сооружений на Шпицбергене, относимых к XVI–XVII вв., показывает, что исследованию подверглись как раз такие части строений, материалом для которых служили плавник, старая корабельная обшивка и иного рода бывшая в употреблении древесина, и следовательно, при установлении времени функционирования самих построек нельзя без особых оговорок исходить из возраста этого материала.
Вторичное использование древесины было особенно распространено при строительстве маленьких домиков, которые, по мнению Старкова, представляют собой древнейший этап истории русского промысла на Шпицбергене. Однако ни из чего не следует, что маленькие домики древнее больших. Представляется более вероятным, что речь идет о вспомогательных стоянках, связанных с деятельностью больших промысловых артелей, использовавших в качестве своей главной базы большую стоянку, располагавшуюся в другом месте (см. ниже). Изучение найденного в маленьких домиках инвентаря не обнаруживает существенных отличий от того инвентаря, что использовался в больших. Наиболее обоснованным кажется в таком случае предположение о том, что подобно последним и первые функционировали в течение XVIII–XIX вв.
Главным доводом против теории, согласно которой поморы появились на Шпицбергене в XVI–XVII вв., служит то, что голландцы, англичане и подданные других государств, во множестве посещавшие в XVII в. Шпицберген по причине активно ведущегося там китобойного промысла, не отмечали присутствия на островах ни русских, ни их промысловых сооружений. Во всяком случае, поморы не упоминаются в обширном материале источников, порожденном деятельностью китобоев. Русские источники также ничего не сообщают о плаваниях русских на Шпицберген в это время. Древнейшее упоминание о русском промысле на Шпицбергене относится к 1710 г., когда сообщается, что двое русских купцов отправили на промысел к берегам «Грунта», или «Груманта», пять судов. Можно предположить, что к этому времени промысел уже велся на протяжении ряда лет. Похоже, что открытие промысловых районов на Шпицбергене довольно близко совпало по времени с инициативой Петра Великого по организации на Шпицбергене русской китобойной промышленности по западноевропейскому образцу. Эта инициатива нашла выражение в двух государевых указах (1703–1704 гг.), которые даровали монопольное право бить китов узкой группе знати. Она же получила привилегию на охоту на морского зверя во всем Поморье. При этом предполагалось, что доходы с торговли продуктами зверобойного промысла пойдут на поддержку китобойного промысла у берегов Шпицбергена. Русский китобойный промысел так никогда и не приобрел какого-либо размаха, хотя указы Петра Великого, может быть, дали толчок развитию северорусского зверобойного промысла и способствовали появлению русских на Шпицбергене.
В XVIII в. поморы вели промысел главным образом во время зимовок на Шпицбергене. Это засвиде тельствовал кормчий русского промыслового судна, который вместе с остальным экипажем был вынужден провести зиму 1744 года в Альте «по причине противного ветра». Он сообщал, что, «когда русские ездят на Шпицберген, они остаются там зимовать». Организация поморского промысла была в подробностях описана этнографом А. Харитоновым, который в 1840-х гг. опросил в Архангельской и Вологодской губерниях многих стариков, ездивших когда-то на Грумант. Артель обыкновенно состояла из двадцати двух человек. По приезде на Шпицберген они распределялись по нескольким промысловым стоянкам. Глава артели и четыре-пять человек самых сноровистых промысловиков находились на главной базе (называвшейся «становой избушкой»), а каждая из вспомогательных стоянок («станков»), расположенных в окрестностях главной базы, но на довольно большом удалении, была рассчитана на двух-трех человек. Рассредоточивая стоянки, поморы могли эффективно эксплуатировать большой охотничий район. В течение долгой зимы шла охота на песца и медведя, а когда полярная ночь подходила к концу, начинался промысел морского зверя. Во фьордах и бухтах охотились на моржей и тюленей и ловили большими сетями белуху. Ближе к концу зимовки вся промысловая артель собиралась на главной базе, где улов передавался кормчему. Затем добыча грузилась на судно, и наступала пора возвращаться домой. Расцвет русского промысла на Шпицбергене пришелся приблизительно на 1770–1800 гг. В это время к берегам архипелага каждый год приходило до десяти-двенадцати русских судов. Воодушевленные успехами поморов, и норвежские купцы из Хаммерфеста попытались начать промысел на Шпицбергене, стремясь использовать богатый опыт, накопленный русскими. Однако их долгое время преследовала неудача, и только в 1819 г. наступил перелом и дело наладилось. У поморов же в XIX в. промысел резко пошел на убыль, а в 1852 г. прекратился вовсе. Высказывалось мнение, что это норвежцы вытеснили поморов со Шпицбергена, но русский промысел пришел в упадок еще до того, как появились норвежцы, и в отношениях между русскими и норвежцами особой напряженности как будто не проявлялось. Причины кризиса русского промысла следует искать в изменении экономической ситуации на материке, то есть в Беломорье, но этот вопрос требует отдельного обсуждения.

Автор: Тура Хултгрен

Опубликовано: БНИЦ/Шпилькин С.В

Русские и норвежские промысловики на Шпицбергене в XVIII — первой половине XIX в.